(15 - 18 января 2010 года) Мы в ответе за тех, кому наливаем.

Анталия резко вскрикнула, когда один из языков пламени лизнул её ладонь. Ничего умнее чем отскочить слегка в сторону она не придумала, хотя по сути и отскакивать было некуда, повсюду было уже слишком горячо, в самом прямом смысле этого слова.
- Успокойся! - рявкнула она, чувствуя что еще немного и закончится всё это дело не слишком удачно, и тогда уже точно романтика, птички и бабочки уплывут в астрал. Пора уже перестать поступать как модно, не мучатся, не придумывать себе оправданий. Давай, удиви его правдой.
Практически одним прыжком она подскочила к оборотню, схватив его за расстёгнутую рубашку.
- А вот теперь это действительно комедия. Раздевайся. - офигительное качество хотеть тогда, когда другие не хотят и хохотать тогда, когда другим плачется. Одно движение талией, юбка сползла на пол, и ногой была отброшена куда-то в огонь.
Твёрдыми ладошками Анталия подтолкнула Соула ближе к кровати, чувствуя, что жарко ей не только снаружи, и что она действительно успела по этому сучонку соскучиться. Скачки давления от перемен температуры, она плохо соображала сквозь кружащуюся голову. Одно знала точно - никто не будет любить тебя на небе, потому что ты ни*нецензурная брань* не айс-беби. И делать всё нужно самой, когда хочется, когда любится. На Земле. Стихии своей.
Мдаа...девочка-происшествие и мальчик-пиздец, гармония безвкусия и нелепости. Они шикарны. А чувства? Или настоящие, или не надо.

Как же его бесила эта ее полярность. Но она заражала желанием, фигурка, обнажившаяся перед его глазами, заставляла отвлечься от душевных переживаний. Глаза даже не думали менять цвет, она хотела его так? Отлично. Языки пламени отражались на ее светлой коже, причудливо играя тенями. Огонь пришлось притушить, зато комната была изначального вида, совсем изначального, еще до истерики Анталии, но он засветил несколько огоньков над ними, просто, что бы любоваться отблесками на ее теле, блеском этих завораживающих глаз с *нецензурная брань* проблесками. Ладони мгновенно легли на изгибы ее тела, плавные, соблазнительные и такие горячие, что даже оборотню, видавшему пламя сравнимое лишь с адским, казалось, что он вот-вот обожжется от чего по телу бегали стада мурашек. Дыхание сбилось, он чуть резко перевернулся зажав ее под собой, поймав ее губы для поцелуя, для такого, который он обожал, страстный, озлобленный и с безумным горьковатым привкусом ненависти, лишь их поцелуй, несущий в себе гораздо больше, чем сопливые картинные поцелуйки. Они знали, чего хотят друг от друга, они знали, чего хотят от этой ночи и похуй на всех и похуй на все. Два тела одна душа. И только в этом безумстве был их смысл. Было их целое. Которое хер кто разрушит. Руки Соула уже избавили ее от белья, проходясь по совершенному, обнаженному телу, за обладание которым можно было бы перевернуть землю, что уж говорить о том, что бы простить ее. Легкая хищная ухмылка скользнула по губам оборотня и в комнате вновь становилось жарко.

Тихий хрипловатый смех, руки Анталии обвивали его шею, губы страстно скользили по губам, переплетаясь в дикой пляске, как те искры огня, что пару минут обжигали кожу. Едва прикусывает его нижнюю губу, издав тихий стон, спускаясь пальцами вниз по шее и спине, обвивая ногами пояс и слегка выгибаясь на кровати, чувствуя жар, периодически сбивающийся на озноб, дрожащие руки и электрические разряды внутри, от каждого прикосновения и вздоха, невидящие глаза, лишь прикосновения кругом, словно слепая, на ощупь, на вкус.
Губы медленно опускаются по его шее, соскальзывая языком, ощущая запах мужского тела. Голова уже совсем не в ладах, но разве имеет это сейчас значение? Они вроде как "слегка трахаются", а может и "занимаются любовью", разной полярности вещи, хотелось думать о хорошем, но мозг незаметно скатывал всё в негатив.
Ну и пусть
я не умею готовить/читать/писать/стирать/любить тебя
зато у меня глаза красивые.
Стянув наконец с оборотня рубашку, она не глядя принялась за штаны. Как всегда непростое дело для блондинистой ориентированности, но она справилась, по-прежнему в полуслепом состоянии, так же чуть царапая его кожу коготками и ощущая губами его вкус.
- Малыш, обещай, что, когда это всё рухнет, ты будешь мне в психушку приносить апельсины. - с тихим смешком прошептала Эрнгард, закусывая губу до крови.

Нет,… Я буду приносить тебе мандарины – улыбаясь прошептал оборотень прихватывая губами нежную кожу на ее шее, слабо скользя по ней языком. Он наслаждался каждым ее вздохом, каждым едва разборчивым, но таким искренним стоном. Он гладил ее тело, отыскивая заново ее слабые места, заставляя вздрагивать, чуть дразня ее тело вспышками мимолетного удовольствия, остро пронизывавшего каждую клеточку разгоряченных тел. Чуть загрубевшие кончики длинных пальцев скользили по обвитым вокруг его пояса бедрам. Шум прибоя? Нет. Всего лишь раскаленное дыхание на ушко, учащавшееся с каждым мгновением, казалось бы ненавязчивых ласк. Только когда она уже лихорадочно дрожала, заходясь в иступленной сладостной агонии, когда она должна была вот-вот сойти с ума, когда вздохи все чаще срывались в стоны, Соул, наконец, избавился от остатков одежды и неспешно, дразня овладел ей, совсем захмелев от того, как приняло его ее тело. Так невыносимо приятно, ощущать жажду и знать, что та, что под тобой испытывает тоже, как томительно чувствовать каждый удар ее сердца всем своим существом, чувствуя, как кровь проносится по жилам в том же бешеном ритме, за которым едва успевало дыхание. Толчок за толчком, он раскачивал ее на волнах удовольствия, все быстрее и резче, понимая, что каждое движение сводит его с ума, выпуская наружу то, что всегда просыпалось рядом с ней, вызывая такой безумный контраст ощущений. От желания быть чутким и нежным с этим стервозным созданием, до желания наградить ее тело всей звериной мощью, сокрытой за оковами легкой тревоги, за то, выдержит ли ее тело. Но постепенно оковы уходили прочь, сознание терялось в безумстве того блаженства, что яростными вспышками ослепляло изнутри, заставляя дарить обоим это чувство с еще большим энтузиазмом и силой, заполняя ее до предела и заходясь в натуральном бешенстве чувств.

Тихие стоны, срываясь с губ терялись где-то между-ними, словно водоворот чувств, вскриков, сливаясь в одну сплошную реку эмоции, в которой Анталия захлёбывалась, радостная, довольная, казалось бы, невесомая.
Толчки, пронизывающие насквозь, разрядами уходя в кончики пальцев, заставляя дрожать и зажимать простынь в кулачки и просто быть счастливой как дурочка.
Анталия выгибалась на кровати, чувствуя внутри себя дикую мощь, жалея что нет сил, есть желание, но этого слишком мало...
Она подалась чуть вперед сжимая его обнаженные плечи, царапая их ногтями, не в силах сдерживать себя, хрипло вскрикивая и сокращая все мышцы как от ударов, расслабляться вновь и подниматься всё выше и выше. Как в тепло море, волны накрывают одна за другой, мир меркнет, остаётся лишь одно рядом, ощущение жизни в себе, эмоции, заполоняющие каждый уголок души.
Шторм уже близко, моментальная разрядка, потеря себя, но обретение чего-то важного, ненадолго, лишь до следующего раза, зато согревающая в холодные одинокие моменты, теряясь в воспоминаниях и растекаясь липкой массой удовольствия, затягивающей словно паутина.

Соул заходился в том вихре эмоций и ощущений, что густыми волнами захлестывали с головой, заставляя терять ощущение пространства и времени. Казалось бы, жизнь свелась к одному, продолжать и продолжать каждый толчок, все быстрее, сильнее, глубже, под мелодию секса, из стонов, скрипа кровати, дыхания, такого густого, обволакивающего, что казалось оно вот-вот задушит, так сладко и приятно. Черт подери, он снова зависел от каждого ее вздоха, от каждого желания ее извивающегося тела, в каждое движение он вновь вкладывал всего себя, срываясь на гулкие стоны, рычание и тихий неразборчивый шепот. Что нес в себе шепот? Да много чего. От ее имени, исковерканного в самых разных интерпретациях, до тихого мата, переполненного вспышками почти нестерпимого удовольствия. Он уже чувствовал, как по телу проходит бешеная дрожь, намекающая телу о скором пике всего того, что он испытывал. Горячая лава заполняла все нутро от низа живота протекая до кончиков пальцев жгучими порциями наслаждения. Он уже не мог себя контролировать, пальцы с треском впились в постель, тело напряглось до каменного состояния, тело девушки стали сотрясать по истине бешеные толчки, блестящее от пота тело с отблесками огня заходило ходуном выбивая из Анталии крики, кажется их слышала уже половина этажа. Да ну и хрен. Завидуйте суки. Он, запрокидывая голову, уже не помнил и не понимал ничего кроме ее тела и того, что он просто обязан подарить обоим то, чего оба так хотят и плевать, что губа уже искусана до крови, в попытке уберечь ее от клыков, плевать, что тело бьет крупной дрожью, подобной только лихорадке. Плевать. Главное вот она финишная прямая…

Пара поистине резких движений, жалобный скрип кровати, суматоха вокруг, а может и нет, может в душе, Анталия по прежнему не открывала глаза, утопая в пучине безудержного удовольствия.
Еще немного. Кровать, казалось, не выдержит такого напора, но ведьма уже ощущала свой приход, как доза, принята, кайф на подходе.
Еще раз, и.. Словно фейерверк разорвался внутри, горячими искрами опаляя тело. Сквозь дикий стук сердца Эрнгард чувствовала как иголки удовольствия впиваются в живот, заставляя уже чуть ли не раздирать простыню, сжатую в пальцах. Её будто качало на неведомых волнах, она даже, кажется, на какое-то время отключилась, не веря, что вообще бывает так хорошо. Те, уже по-настоящему, диковатые стоны, нет даже крики, что она издавала, постепенно затихали, оставляя лишь сладостное ноющее ощущение, доходящее до позвоночника.
Непонятно сколько времени прошло. Она открыла глаза, пытаясь разглядеть потолок сквозь мутноватую пелену и моля Богов, что бы вся эта ночь не оказалась банальным эротическим сном. Но нет. Взгляд наконец поймал шикарную люстру, неизвестную комнату, которую она до этого так толком не разглядела. Спустя пару минут почувствовалось тепло сбоку, Анталия не без труда повернула голову.
- Говорят, полюбить можно всего лишь один раз в жизни. - пробормотала она, запуская пальцы в шевелюру оборотня. - Вот сука не дай Бог это ты.
Да, может быть она уже это говорила. По крайней мере себе точно. Нет, она не будет любить ни за что и никогда. Любовь - это болезнь, а она хочет быть здоровой. Всегда. Но, от болезней, как известно. никто не застрахован. Заражение продолжается.

Соул лежал и молча глядел в потолок, обдумывая то, что испытал. Это была не банальная разрядка типа «охдеткакакхорошо». Это было что-то ненормальное, доступное только рядом с ней. Это ощущение того, как именно ее нутро приняло его полностью, оно было даже более приятным, чем сам пик. Внутри зарождалась малюсенькая надежда, от которой у него самого волосы на голове зашевелились. Постаравшись отогнать дурные мысли в сторону, он обнял Анталию, и ладонь как-то машинально легла на низ ее живота. Все же лишив себя лишних размышлений, оборотень, наконец, ощутил прикосновения ее пальцев к чуть звенящей голове, услышал ее слова, на которые лишь ухмыльнулся.
- Тогда ты все равно ничего не сделаешь, ты выйдешь за меня замуж, научишься готовить, стирать, родишь мне кучу детей и к старости научишься вязать.
Рексиз даже расхохотался, представив Анталию занятую домашними хлопотами, но вместе с весельем пришло еще какое-то умиротворение. Слабо гладя ее по животу, он задумчиво замычал
- У нас с тобой две перспективы, вернуться на тусу или оказаться у меня дома.… Ну, если тебя клонит в сон так же, как и меня.
Ухмыльнувшись, он чуть зевнул. Хорошо, даже курить не хочется, ничего не хочется, разве что сделать вот так. С нежным рокотом оборотень зарылся носом в волосы ведьмы и блаженно вздохнул, ощущая, как любимый запах заполняет сознание нотками банальной человеческой радости. Даже если он когда-нибудь ее возненавидит, этот запах он будет обожать всю жизнь и отличит его из миллиона.

Анталия расхохоталась, почувствовав дыхание в волосах, вызывающее дикие приступы щекотки, которой она, черт, жутко боялась. Слабость, да. Кстати говорят что чем ревнивей человек, тем больше он этой самой щекотки и боится. Эрнгард похоже пора лезть на дерево и прятаться, иначе свихнётся либо от одного, либо от другого.
Она села в кровати, поджав ноги и натянув простыню до подбородка.
- Возможно я случайно доживу до старости и выйду за тебя замуж... Только тогда научусь вязать и готовить пироги. А пока пошло все это к черту. - хмыкнула она, закуривая. - Хотя учиться вязать все рано придётся. Обещала.
Она наклонилась к оборотню, прикоснувшись губами к его плечу и замерев лицом в паре сантиметров от его лица и пристально смотря в глаза, слишком серьёзно.
- И не заставляй меня оставлять автографы на физиономиях твоих *нецензурная брань*. Убью, честное слово убью.
Она резко отодвинулась, и скинув простыню поднялась на ноги. У неё не было желания вообще уходить отсюда, помещение пахло сексом.
Чуть покружив по комнате в чем мать родила, Анталия послала оборотню воздушный поцелуй и направилась к почти незаметной двери, за которой как она и думала, скрывался душ.

Оборотень лишь тихо засмеялся, на заявление об массовом убийстве его *нецензурная брань*. Да ни одна *нецензурная брань* не сравниться с Анталией в койке, и уж тем более можно даже не ставить их на весы. Как там? Хорошая девочка на то и хорошая, что должна быть лучше всех и уметь вести себя так, как ни одной *нецензурная брань* не снилось. Ее дефиле в костюме Евы вызвало неоднозначное тепло где-то внутри и сладковатый привкус удовольствия, от того, на сколько она прекрасна. Каждый изгиб ее фигуры¸ каждая деталь ее совершенного тела, превосходна, неповторима, невероятна. Охуенна. Довольное урчание подкатывало к горлу, благо девушка скрылась в душе, и довольный оборотень развалился в кровати, глуповато засмеявшись, и, подобно домашней собаке, заерзал по кровати, довольствуясь их запахом, довольно урча. Давно ему не было так хорошо, так спокойно и умиротворенно. Грудь часто и высоко вздымалась, от глубокого и сбитого дыхания из за переполнявших эмоций. Странное ощущения неограниченных возможностей и желание перевернуть все с ног на голову. Не зная, куда деть этот прилив неиспытанного до этого чувства, он меньше чем за секунду оказался позади Анталии и, приподняв ее на руки, прижал к себе
- Хоть башку мне оторви и сердце вырви и что хочешь, делай, но твою мать, люблю я тебя. Зараза!
Смеясь, он в который раз за вечер поцеловал ее.

С очаровательной улыбкой, ловя поцелуи и издавая звуки нечто вроде довольного урчания и тихого смеха, Анталия всё же подталкивая и его и себя, оказалась под душем, не глядя крутанув ручку горячей, а после и холодной воды. Получилось нечто тепловатое, но не горячее, неплохо освежающее. Как и хотелось.
Одно тихое заклинание не разжимая губ и в ладони розовая бутылочка малинового геля. Не переставая целоваться, Анталия подняла вверх руку, моментально открутив крышечку. Ароматный гель тонкой струйкой стекал вниз, проскальзывая по мокрым плечам и спинам, сталкиваясь с водой и превращаясь в пену, словно облака, окутывая их с головы до ног. Невероятный запах малины, всегда сопровождающий ведьму, усилился в несколько раз, заставляя её по-настоящему балдеть и чувствовать себя где-то на пороге рая.
Скользкие тела, мимолётные прикосновения сквозь мыльные разводы, довольные глаза, капли на подбородке. Эрнгард ладошками ловила пену на его животе, проводя в верх, по шее к уху, касаясь щёк, звонко смеясь, даже немного захлёбываясь водой.
Да. Еще тогда, в академии, она знала, что еще будет той, от которой у него мурашки будут идти по телу. Той, которая снесет ему крышу. Но вот и не догадывалась, что этот снос коснётся и её, при чем вполне конкретно.

Взгляд черных глаз, с улыбчивым прищуром скользил снизу вверх, по обнаженному телу, покрытому искрящимися капельками, так причудливо играющими на ее коже, заставляющими любоваться ею, и сгорать от внутреннего пожара. Наконец взоры встретились. Так мимолетно, но столько было сказано, столько понято. Одним лишь взглядом она пропарывала насквозь. Выпуская все тайное наружу, делая все сокрытое – доступным, все сложное – простым, все личное – общим. Вот и сейчас. Короткий вздох и ты уже не знаешь, что знает она, ты уже не чувствуешь ног, не ощущаешь самого себя, лишь два изумруда, пронзительных, чистых, ее…. Податься чуть вперед, слабо улыбаясь от сладкого запаха малины, глядя на ее губы…. Такие чуть припухлые, соблазнительные, спелые, словно ягоды. Слабо коснувшись ее губ кончиком языка, смахивая капельку воды, он чуть дрогнул, понимая, что чтобы он ни сделал – он сделает это только ради нее. И только вместе с ней.
- Знаешь, чего я хочу?
Тихо зашептал оборотень, наслаждаясь каждым прикосновением к ее устам, чуть сжимая их своими, мягко покусывая, прижав ее своим телом к стене, упершись в прохладный кафель руками, тут же согрев его.
- Я хочу бросить весь мир к твоим ногам…
Он чуть маниакально улыбнулся.
- Зачем нам темные или светлые…. Зачем эта дележка на реальный и иной мир?.. Можно же все объединить…. Можно же создать совершенно новый мир…. Для нас…. Мы можем создать…. К чему нам все эти условности…. К чему законы, существовавшие тысячелетия назад.… Тогда же все было по-другому…. А мы сделаем по-новому…. Ты и я…. Мы
Соул снова заглянул в ее глаза, чуть улыбаясь.

Ее прикосновения заставляли довольно улыбаться одними уголками губ. Музыка густо обволакивала их снаружи, приглушая окружающие звуки и заставляя слышать только собственное тело, только свои желания, наполненные исключительно похотью и неутоленной за всю жизнь страстью. Он, кажется, даже не слушал или не слышал ее, глаза чернели и, кажется, уже отдавали багрецом, но даже если она испугается, она уже никуда не денется. Крепкие руки пусть не грубо и даже, наверное, мягко лежали на талии, но готовы были в любой момент сжаться стальным кольцом и никуда не отпускать.
- Вам не кажется, что тут слегка шумновато? Мне кажется, что наше общение протекало бы куда более быстро и свободно в месте более спокойном, уединенном и огороженным от посторонних глаз и ушей.
Обжигающий шепот сорвался с губ оборотня, которые в тот момент были у самого уха Мари. Зверя даже забавляло то, как она чуть дрогнула и машинально прижалась к нему крепче, вызвав еще более спорные чувства, от окатившего лавой все нутро вожделения, до изначального желания убить ее, от ощущения ее напряженности и страха. Страх испытывает только добыча. А добыча должна быть поймана и разорвана. Инстинкты, их никто не отменял и обуреваемый двумя огнями Соул совершенно запутался, ожидая ответа девушки, но, точно зная, что вечер продолжится где-то не здесь. Добровольно или насильно зависит только от собеседницы.

Что возможно было странно мужчине но, его предложение её ох как устраивало...
Запамятавав в танце та попросту двигалась по инерции, машинально, плавно переставляя ноги по мраморному полу, каблуки на котором чуть скользили но, словно по волшебству, не сбивали с ног. Как бы не пах его парфюм но, запах исходящий от Соула буквально сводил сума. Четкий, крепкий, немного мускатный...от него пахло этой животностью и та уже попросту осознавало что от этого желания никуда не деться. Она хочет его. Плевать кто он, к кому он принадлежит, какая раса... Она просто хотела его, так люто, что становилось жутковато за рассудок, который сейчас покрывался мутной пленой. В теле пылал жгучий огонь который вспыхивал ярким пламенем лишь от ощущений его рук, крепко но бережно обхватывающие талию, не дающие пока себе вольностей не смещаясь ниже, на каждое незначительное прикосновение его тела...
- Вам не кажется, что тут слегка шумновато? Мне кажется, что наше общение протекало бы куда более быстро и свободно в месте более спокойном, уединенном и огороженным от посторонних глаз и ушей.
Его голос прозвучал словно раскат грома, но не пугающий, а заставляющий прислушаться и ожидать с замиранием сердца, редким и шумным дыханием. Тело будто бы само дрогнуло. пошатнувшись, крепко прижавшись к его торсу. Такой твердый. Словно та облакотилась о каменную стену. Губы, чуть порозовевшие исказились в неясной улыбке и приподняв голову выше, та почти коснувшись его губ, прикрыв глаза которые сейчас поблескивали изумрудами шепнула.
- И...мы все еще тут?..Не заставите же вы даму ожидать?..

Это сбитое дыхание, этот огонек в глазах и сладкий запах ответного желания окончательно лишили остатков самообладания и здравого рассудка. Нужно было хотя бы не вызвать подозрения, нельзя было вот так, на глазах полсотни подданных переместится неизвестно, куда со светлой ведьмой. Плавно перехватив ее за руку, наверное, даже слишком крепко, он повел ее из зала, змеей извиваясь между танцующей нечистью. Выведя ее из зала, он сделал несколько шагов в сторону спален, звуки там были весьма и весьма располагающими. Что бы не выглядеть законченным извращенцем Соул коротко бросил
- Нам надо куда-то зайти, закрыть дверь, а потом переместится, что бы прихвостни Владьки не придумали лишнего. Тебе ведь тоже не выгодно яшкаться с темными
Ухмылка исказила его лицо, но вот свободная комната и уже как-то не до разговоров. Тело ведьмы было стиснуто в объятия, а губы оборотня как-то машинально обхватили ее губы, как, зачем, почему и что именно натолкнуло его на это действие и вообще почему оно у него толком получилось с первого то раза, он не знал, но ему было плевать. Им управляла древняя магия, которая испокон веков овладевала всеми существами, заставляя их стремится друг другу. Им повелевал завет, обязывающий всех мужчин владеть женщинами. Так заведено. Это природа. Каждое прикосновение девушки намекало зверю, что убийство переносится на более позднее время, сейчас быстро, не размыкая губ и не снимая стального объятия с талии переместиться в свой дом.